Лес начинался через дорогу от дома.
Меня не пускали туда одного, потому что по дороге редко, но проезжали машины, и мать боялась, что меня не заметят так же, как не замечают ежей, чьи распластанные тушки уже стали неприятной обыденностью. Асфальтовая лента, темно-серая, гладкая, с белым пунктиром посередине разрезала мир на две части, и та, иная, запретная его сторона, с ее темным тесным ельником, осокой в низинах, черничными полянами и бревенчатыми мостиками, переброшенными через ручьи на пути к озеру, манила меня с того момента, как мы с матерью попали туда в первый раз.
Наш дом стоял к дороге ближе всего.
Когда по ней проезжали большие грузовики, чаще всего ночью или под утро, посуда в буфете мелко дрожала и звенела. Мы с братом сидели в засаде, прячась за высоким забором, и считали, записывая в старую тетрадку время, количество машин. Мы не знали, куда ведет эта дорога, потому что и отцовский автомобиль, и рейсовый автобус, который заезжал к нам раз в сутки, и многочисленные торговые фургончики, в которых продавались самые простые вещи, нужные для жизни, и сладкие трубочки со сгущенкой, и яркие книжки комиксов - в общем, все, что связывало наш крошечный поселок с большим миром, где были кафе, офисы и торговые центры, приезжало с другой стороны и по совсем другой дороге, раздолбанной и пыльной. Где-то там, за ней, за рядом домов, окруженных садами, за полем и прудами тоже был лес, тоже темный и тоже с болотами и мостиками, с ковром из мха, в которым можно утонуть по щиколотку, с торфяниками и грибными полянами. Но тот лес был вдалеке, а наш, запретный, - настолько близко, что было нельзя отрицать его существование, даже если бы и хотелось.
Я любил его и боялся.
Мой брат относился к нему, как к игре. Ему, в принципе, нравилось и бояться, и удивляться, и наблюдать, и он поддерживал мои идеи с радостью и интересом, но ровно до тех пор, пока ему того хотелось. Он мог слушать мои истории о призраках, которых я видел в еловой тьме, острой и хищной, он мог собирать рюкзак, чтобы заняться исследованиями фауны ближайшего пруда, ловить тритонов и бабочек, водяных скорпионов и жуков, лягушек и головастиков, он мог собирать со мной цветы и листья - но игра для него однажды заканчивалась. Так или иначе.
Со мной все было не так.
Не знаю, что стало причиной.
Может быть, я просто родился более чутким к тонким материям, более эмоциональным и более доверчивым, впечатлительным и немного странным ребенком, который мог не спать ночами, шарахаясь от каждой тени, если на ночь подсмотрел из-за плеча родителей сериал про мистику и инопланетян. Может быть, я был старше, я раньше научился читать и от скуки таскал из библиотеки родителей нечто, чего не стоило бы читать ребенку лет семи. Может быть, моим родителям в свое время было слишком не до меня, и тонкое лесное волшебство, в которое я искренне верил, отравило меня. Может быть, дело было в чем-то другом, но мы с братом, пусть и любили друг друга, росли разными. То, что для него было лишь игрой, способом развлечься, для меня превращалось в колдовскую истину и прорастало в мир.
Лес начинался прямо за асфальтовой дорогой.
Он был темным, пугающим, волшебным, его населяли тени и духи, и я верил, что по ночам они выходят из-за деревьев и стоят, глядя на наш, человеческий мир.
© Turnezolle
(я пока не знаю, что из этого получится, но пусть будет)
